Слово на Новый Год свт Иннокентия Херсонского

...Господи, упование мое от юности моея. В Тебе утвердихся от утробы, от чрева матере моея Ты еси мой покровитель: о Тебе пение мое выну (Пс. 70; 6).

Святой Давид находился некогда в одном из тех злополучных состояний, за кои удостоился быть не только вдохновенным провозвестником, но и одушевленным прообразом Божественного Страдальца - Господа Иисуса. Лютые враги (так он сам описывает свои бедствия) окружили его, как пчелы сот; стрелы бедствий проникли до души его; он сделался предметом поношения для всех знаемых; силы его истощились; Сам Господь, благодеявший Давиду, удалился от него: состояние ужасное!

Но праведник не изнемогает! Не находя утешения в настоящем, он обращается к прошедшему; приводит себе на память многоразличные события, с ним случившиеся; проходит мыслью все возрасты своей жизни; восходит к ее началу; ищет Господа, от него удалившегося, по всем следам бытия своего.

Пути Божий, братие, вообще таинственны: ибо отстоят от путей наших, якоже отстоит небо от земли (Ис. 55; 9); но особенно непостижимы пути Промысла о роде человеческом. Поскольку человек создан свободным, предназначен действовать сам по себе, то Творец премудрый, чтоб не нарушить сего преимущества, управляет судьбою нашей невидимо и неприметно. С нами в этом отношении происходит то же, что с малыми детьми, от которых воспитатели скрывают иногда свое присутствие, дабы дать им полную свободу действовать по своей воле.

Свойство нашей жизни весьма много благоприятствует такой сокровенности Промысла. Ибо что есть жизнь наша? Это непрестанно развивающийся свиток, наполненный множеством письмен, коего одна часть всегда сокрыта. Мы часто не в состоянии понимать хорошо смысла букв, нами же начертанных; тем менее способны замечать те, так сказать, поправки, кои делаются в ней невидимой рукой Промысла. Что есть жизнь наша? Это непрестанно увеличивающаяся ткань, в состав коей входит бесчисленное множество разнородных нитей, коей поверхность видна всякому, а основание - никому. Для нас трудно определить, каким образом эти нити, при всей их разнородности, сочетаются в один состав; тем труднее указать, как невидимый перст всемирного Художника производит в этой ткани новые изображения и виды. Что есть жизнь наша? Это совокупность бесчисленных и разнородных явлений, кои, подобно одушевленным теням, движутся вокруг нашего сознания, поражают чувства, занимают воображение, питают рассудок, радуют или печалят сердце, и вскоре исчезают, оставляя слабый след в памяти. Все мы - зрители и участники сего зрелища, но еще ни один мудрец не открыл, как оно происходит.

И вот, мрак рассеивается! Промысл, незримый в настоящем, открывается в прошедшем; верующий страдалец видит, что Господь не раз подвергал его великим и лютым бедам, но всегда спасал от них; что чем горше бывала чаша искушений, тем большей всегда вознаграждалась сладостью; видит, - и, прошедшей помощью уверяясь в будущем избавлении, восклицает: Господи, упование мое от юности моея; в Тебе утвердихся от утробы, от чрева матери моея Ты еси мой покровитель: о Тебе пение мое выну!

Бог Давидов, братие, есть вместе наш Бог и Господь. И естественная вера научает нас, что Промысл управляет жизнью каждого человека; а Евангелие уверяет, что без воли Отца Небесного не может упасть с главы нашей ни одного волоса (Лк.12; 7). Но много ли людей, кои, будучи принуждены подобно Давиду обратиться к прошедшей жизни своей, подобно ему, могли бы находить в ней утешительные следы Промысла, им благодеявшего? Напротив, между христианами есть немалое число даже таких, для коих собственная жизнь служит источником сомнений о Провидении. Почему же не находят многие в своей жизни Промысла Божия, когда Он, по неложному учению веры и разума, управляет жизнью каждого?

Предмет сей, братие, стоит, как сами видите, самого внимательного исследования, ибо, не умея находить в своей жизни следов Промысла, мы через это самое лишаем себя величайшего утешения среди страданий, и произвольно подвергаемся унынию, а иногда и отчаянию. Итак, посвятим настоящие минуты размышлению о путях Промысла Божия в жизни человеческой.

При таковой таинственности собственной нашей жизни, чего требуется от тех, кои желают видеть в своей жизни следы Промысла? Требуется, во-первых, постоянного и строгого внимания к своей жизни и Промыслу Божию, во-вторых, - верного и чистого взгляда на жизнь и на Промысл. Это главные и необходимые условия, ибо и тот, кто мало смотрит, и тот, кто худо смотрит, - равно или ничего не видят, или видят весьма мало, или превратно. Эти-то необходимые условия чаще всего и остаются без исполнения.

В самом деле, сколько людей, которые совершенно невнимательны к своей жизни! Подобно беспечным плавателям, они довольны, что корабль их жизни плывет по бурному потоку времени, не утруждаясь узнать, как он меняет свое направление, какими пользуется ветрами, в какие должен заходить гавани, не угрожает ли ему опасность, нет ли где повреждения. Можно было бы подумать, что эти люди во всем положились на Промысл, как плаватели полагаются на опытного кормчего, и оттого так беспечны. Нет, они нимало не думают о Боге, не думают даже и о самих себе; механическое исполнение известных дел, увеселения, связи, игры -вот их занятие! Пример, привычка, пристрастие, своенравие - вот их правила! Знание понаслышке некоторых истин веры, присутствие, по случаю или необходимости, при совершении небольшого числа священных обрядов - вот их религия! Судите сами, можно ли ожидать, чтобы такие люди находили в своей жизни следы Промысла?

Дабы видеть, что может произвести подобная невнимательность, стоит только вспомнить о язычниках. Перед ними, так же как и перед нами, был весь великолепный мир Божий, в коем все возвещает о премудрости Творца. Кроме того, премудрость сия употребляла, по свидетельству Апостола, особенные многоразличные средства для их вразумления о себе. Однако же язычники не уразумели, в творении - Творца, преклонили колена перед идолами, рекли древу: отец мой... ты: и камени: ты мя родил еси (Иер. 2; 27). Если же язычники от невнимательности своей не обрели Бога в целом мире, то удивительно ли, когда многие по той же языческой невнимательности не находят Его в своей жизни; ибо что наша жизнь пред жизнью целой вселенной?

В некоторых людях происходит, по-видимому, противное; но в самом деле то же: то-есть, в них примечается великая внимательность к своей жизни, но зато недостает внимания к Промыслу. Для таких людей размышление о собственной жизни служит любимым предметом занятия; они не оставляют без внимания ни одного случая; вникают в начала и последствия всех перемен, с ними происходящих; из всего извлекают правила для своего поведения; знают искусство жить во всех его тайнах; могут рассказать и изъяснить историю свою от самого младенчества: это их совершенства! Но вот и недостатки: они никогда не рассматривали этой истории в отношении к Промыслу Божию, и удивились бы, услышав, что без Него столь же мало можно изъяснить жизнь каждого человека, как и бытие мира. По мнению этих людей, все происходящее с ними есть или плод их благоразумия, или игра страстей, или дело внезапности и случая; признание невозможности изъяснить что-либо причинами для них кажется постыдной слабостью ума. Судите сами, можно ли ожидать, чтобы и эти люди, недоверчивые и боящиеся Промысла, находили Его в своей жизни?

Дабы видеть, что может производить и эта, так сказать, внимательная невнимательность к своей жизни, обратимся опять к язычникам, но уже не простым, а философам. Каких трудов не поднимали они в исследовании природы? Некоторых из них можно назвать мучениками их науки. И, однако же, были философы (жаль, что для сего нет другого имени), кои во всем мире видели один случай. Отчего? Оттого, что не хотели видеть Провидения, желали обойтись без Творца, воображали сами, так сказать, создать вселенную. Если же древние философы по невнимательности к Промыслу не находили Его в целом мире, то удивительно ли, что потомки их (нравственные) по той же причине не находят Его в своей жизни? Ибо опять скажем: что жизнь наша перед жизнью вселенной?

Нет, не так поступали святые Божии человеки! Мы удивляемся, как они на всех путях жизни своей видели Господа, и думаем изъяснить это тем, что Промысл Божий особенным образом участвовал в приключениях их жизни. Не отвергая и сего, - ибо Сам Господь называет их Своими присными и другими (Ин. 15; 14-15; Иак. 2; 23), - должно сказать, что святые человеки все были чрезвычайно внимательны к путям Божиим. Посмотрим на одного Давида. Как у царя, сколько у него забот, предприятий, трудов, огорчений! Однако же о чем размышляет он на царственном ложе своем, в ту пору, когда весь Израиль и вся природа безмолвствует и покоится? Он размышляет о судьбах правды Божией, о том, как Господь вознес его от стада на престол Израильский. В полунощи востах, - говорит он к Богу, - исповедатися Тебе о судбах правды Твоея (Пс. 118; 62). И востает в полунощи тогда, когда, по его же словам, уже седмерицею днем хвалих Господа! (Пс. 118; 164). Вот пример, коему подражать, вот правило, коему последовать должно! Надобно возлюбить пути Господни, и они соделаются для нас приметными. "Дай любящего, - говорит блаженный Августин, - и откроется любимый". Если бы мы постоянно наблюдали за своей жизнью, имели детское доверие к той спасительной истине, что без воли Божией действительно не падает с головы нашей ни одного волоса, то столько раз при размышлении о нашей судьбе тот же самый рассудок наш, который теперь недоразумевает, теряется в догадках, не знает, что делать, - сколько бы раз он сам остановил ваше внимание, говоря: "Смотри, это рука Божия! Это она, всемогущая, отклонила от тебя то или другое бедствие, низложила перед тобою ту или другую преграду, спасла от тех зол, кои отяготели над тысячами подобных тебе! Это она, премудрая, провела тебя невредимым сквозь столько опасностей и затруднений, поставила в таком месте, где можешь не только сам быть покоен и счастлив, но и назидать счастие других! Это она, всеблагая, низпослала тебе столько неожиданных радостей, столько незаслуженных даров, вознаградила столько, по-видимому, невознаградимых потерь, согревала и питала твое младенчество, обуздывала и исправляла юность, благословляла и осеняла мужество".

"Но есть, - скажет кто-либо, - люди весьма внимательные, кои со всем усердием детей желали бы видеть и лобызать отеческую десницу Промысла; однако же лишены сего счастья". Действительно, братие, есть такие люди; но в отношении к ним существуют и другие причины; можно сказать утвердительно, что в таких людях недостает благовременного, верного и чистого взгляда на Провидение.

И, во-первых, когда большей частью обращаются к путям Промысла, и ищут в них утешения? Когда поражены каким-либо бедствием; когда ни в ком и ни в чем на земле не находят отрады; когда ум смущен, чувства помрачены, сердце подавлено скорбью. То-есть, те минуты, в которые нередко забывают самих себя, которые почитаются неспособными к размышлению о вещах обыкновенных, те самые минуты избирают для размышления о путях Промысла! Справедливо, что во время скорби для нас нужнее, нежели когда-либо, утешительная уверенность в Провидении; но столько же несомненно и то, что мы тогда бываем менее всего способны идти по следам Провидения. Много ли Давидов, кои, находясь среди огня искушений, сохранили бы всю веру, могли бы оставаться спокойными созерцателями отеческой любви Божией и тогда, когда она скрывается под видом гнева и вражды? Святое искусство сие есть плод долговременной опытности; мы не имеем его и, между тем, отваживаемся на то, что возможно и полезно для одних опытных.

Нет! Заблаговременно должно приучить себя находить утешение в Промысле. Когда ум светел, чувства легки, сердце мирно, тогда надобно размышлять о своей жизни и научаться из нее судьбам правды Божией. Таковые минуты, большей частью, следуют за усердной молитвой, посему молитва должна служить, так сказать, приступом к сим размышлениям. Кто приобретет в этом святом деле навык, тот, подобно Давиду, не падет и среди искушений. А без этого во время бедствий лучше искать утешения от других, нежели полагаться на собственное размышление о Боге и Его Промысле.

Каким еще желают видеть действие Промысла в своей жизни? Обыкновенно более или менее чудесным; все естественное, простое, всеобщее, предварительно исключают из круга сих действий. Как будто бы область Провидения небесного состояла из одних чудес и чрезвычайностей! Как будто бы то, что для нас кажется необыкновенным и редким, было таковым же и для Самого Бога! В сем случае мы не походим сами на себя: обыкновенно мы любим все изъяснять, а здесь хотим видеть неизъяснимое; мы огорчаемся, если не видим причины чего-нибудь, а здесь недовольны, что видим оную! И что за нужда выяснить, каким образом оказана нам помощь: послан ли с неба Ангел, или благотворительный человек? Довольно, того, что мы спасены. Израильтяне, умиравшие от жажды, ужели бы не должны были благодарить Бога, если бы Он, не изводя из камени воду, указал им на оную среди камений? В птицах небесных, в лилиях полевых все естественно, однако же Спаситель представляет их разительным примером отеческого попечения Божия о тварях и человеке (Мф. 6; 28).

Нет, желая видеть в своей жизни следы сего попечения, мы должны предварительно освободить себя от пристрастия к чудесному, иначе и о нас может быть сказано: род лукав... знамения ищет, и знамение не дастся ему (Мф. 12; 39). Подобно оным Израильским старцам (Исх. 24; 10), будем довольны, если нам дано будет увидеть в приключениях нашей жизни хотя малые следы Бога, нам благодеющего; а беседовать с Ним лицом к лицу предоставим Моисеям и Давидам. Господь и так сотворил для всех нас много чудес: извлек нас из ничтожества, искупил Кровью Сына Своего, освятил Духом Святым; и за сии чудеса мы еще ничем не заплатили. Одного только чуда, коего мы должны ожидать в жизни от Господа, и коего Он ожидает, возможно, от нас, - это исправления нашего сердца, обновления нашей жизни, духовного воскресения. Вот сего чуда, если не найдет кто в своей жизни, то горе ему, горе!

В каких еще приключениях наиболее ищут следов Промысла? В счастливых или несчастных? Но что и спрашивать? Несчастья воообще представляют чем-то мрачным и ужасным, о чем всего лучше не говорить и не мыслить. Много уже, если почитают их действием правосудия Божия, наказующего наши неправды; а чтобы они (несчастья) могли составлять дар любви Божией, это не приходит и на ум. Правда, что Отцу Небесному, Который есть самая благость, всего приличнее было бы открывать Промысл Свой одними благодеяниями. Но что делать, когда мы все поражены лютым недугом? Милосердый Врач, по самой любви Своей, употребляет горькие вещества. Что делать, когда мы своевольны, стремимся часто на собственную погибель? Мудрый Пестун, по самому усердию к нашему благу, запинает стопы безрассудных детей, дабы не пали в бездну. Посмотрим на вселенную: в ней не только солнце, луна и звезды поведают славу Божию; но и голод и холод, и огнь и дух бурен (Пс. 148; 8), по замечанию святого Давида, прославляют имя Божие. То же и в нашей жизни: что нам кажется тяжким, прискорбным, то самое может быть прямым действием Промысла Божия о нас, орудием славы Его в нас и нашего благоденствия. Ах, братие, прошло то время, когда мы все были созданы на одни радости, введены для обитания в рай сладости, засеяв сами тернами путь к блаженству, мы не должны роптать, если Промысл ведет нас сим путем; слава Ему и благо нам, если, по крайней мере, мы не совращаемся с него. Пусть стопы наши обливаются кровью - это путь нашего Спасителя, он ведет к небесному отечеству. Сердце наше столь огрубело, что на нем не иначе может быть снова начертан закон истины и правды, как среди бурь и громов (Исх. 19; 16-18). Будем внимательны к сим грозным гласам - и мы, подобно древним Израильтянам, уразумеем в них глас Господа Бога нашего, Бога отцов наших, наказующего нас вмале, дабы помиловать милостью великою; увидим, что несчастные случаи, от коих некогда стонало сердце наше, обратились потом к величайшему благу для нас и для ближних наших; что исполнение многих желаний, кои мы всеми силами, но без успеха, старались привести в действие, было бы для нас злом и повлекло бы за собою пагубные следствия; что то самое, о чем мы молились, чего просили, над чем трудились напрасно, содержало в себе для нас гибель, а то, от чего мы отвращались, на что смотрели, как на вред и наказание, было истинным благословением, сказавшимся в перемене нашего образа мыслей и в исправлении нашего поведения; увидим - и возблагоговеем Пред Промыслом, нам благодеявшим!

Каким еще недостаткам подвергаются ищущие в своей жизни следов Промысла? Большей частью ограничивают действия его только собою, а в себе - временными выгодами, телесной жизнью. Какая нужда, что известное бедствие наше было весьма поучительно для других, и некоторые, воспользовавшись нашим опытом, обратились на путь правый? Если мы сами не ощутили от него значительной пользы, то сего достаточно уже, чтобы в нем не усматривать Промысла. Какое дело, что некоторые горестные случаи были для души нашей истинным врачевством, раздрали перед очами нашими завесу, за которой скрывалась наша душевная погибель, возвратили нам добродетель, давно потерянную? Если от них расстроилось наше внешнее состояние, если урок, ими преподанный, сопряжен с ущербом нашего здоровья или чести, то случаи сии не от Бога, они постигли нас без Промысла. Таковы правила суждения у нашего самолюбия, у нашего невнимания ко благу ближних и к собственному благу души нашей! Ужели и Промысл Божий должен сообразоваться с ними? Ужели потому, что око наше лукаво (Мф. 20; 15), и ему (Промыслу) надобно престать быть благим? Нет, довольно того, что мы все ограничиваем собою, не смотрим на нужды и пользу других, хотели бы себя поставить средоточием и концом всего рода человеческого и всех событий в мире: любовь Божия выше всех нас, и потому объемлет собою всех братий наших, через бедствия одного научает других, счастьем некоторых назидает всех, дабы таким образом снова соединить всех нас, кои непрестанно разрываем союз единства. Довольно того, что мы сами печемся более о теле, нежели о душе, прилепляемся без ума к временному и не помышляем о вечном. Промысл вечен и свят; и потому во всех Своих судьбах о нас имеет в виду не столько блаженство временное, сколько вечное, не столько благоденствие по телу, сколько благосостояние по духу. Пусть поражается наш внешний человек, пусть страдает плоть хотя бы так, как она страдала у Иова: если дух возмогает, если внутренний, потаенный сердца человек (1 Пет. 3; 4) цел и растет, то мы - благоденствуем. Вот образ суждения о нас Промысла! Как бы многое, если не все, представилось нам в жизни нашей совершенно иным, если бы мы постоянно прилагали к ней сей святой образ суждения! Сколько бы раз, рассматривая жизнь нашу, мы принуждены были сказать самим себе: "Так этому надлежало быть, ибо мы созданы не для земли, а для неба! Так, премудрость Божия не должна была попустить сего, ибо она печется не о мне только, но и о всех!"

 При столь многих причинах, препятствующих нам видеть в своей жизни следы Промысла Божия, удивительно ли, братие, что многие не видят его? Не видят, ибо не знают хорошо своей жизни, не внимательны к самим себе; не видят, ибо останавливаются на поверхности событий, не проникают до основания их, где сокрыта рука Промысла; не видят, ибо хотят видеть тогда, когда взор помрачен, не там, где должно, не в том виде, в каком Промысл являет Себя; - не видят наконец, ибо суждением о путях Промысла управляет самолюбие и страсти. Освободим себя, братие, от сих недостатков, будем в суждении о путях Божиих неуклонно следовать правилам противоположным - и мы вскоре опытно узнаем, что Господь не далек от каждого из нас (Деян. 17; 27).

И как Ему быть далеким? Разве Он не вездесущ? Разве премудрость и всемогущество Его могут где-либо оставаться без действия? Только языческие боги были праздными зрителями судьбы человеческой: наш Отец Небесный непрестанно делает (Ин. 5; 17). Только Ваалы и Веельфогоры могли спать: наш Промыслитель не воздремлет, ниже уснет, храняй Израиля! (Пс. 120; 4). Как Ему быть далеким от нас? Разве не Он наш Творец? Не Он наш Отец? Так ли мы помним Творца, что забываем Того, о Коем живем и движемся и есмы? (Деян. 17; 28). Так ли знаем Отца, что сомневаемся в Его попечениях о детях? Земные отцы, как человеки, зли суще, не дают, однако же, чадам вместо хлеба камени (Лк. 11; 11). Отец ли Небесный сделает сие, Тот, Который из камения может воздвигнута Себе чад? (Мф. 3; 9). Как Ему быть далеким от нас, когда Он иждил и иждивает на нас столько благ! Чего не дал Он нам в залог Своего попечения о нас? Земли? Человек сначала еще поставлен царем ее. Неба? Оно давно обещано в наследие верным чадам. Ангелов? Они служат нашему спасению. Будем требовать, чего угодно - все получим! Нужно ли, чтобы для уверения нас сошел Он Сам с неба, жил с нами, даже умер за нас? И это сделано! Сын Божий сходил с неба, обитал между человеками и из любви к нам положил за всех нас душу Свою. После сего кто может сомневаться в попечении о себе Промысла?

С этой верою в Промысл Божий, и с этим расположением видеть Его в приключениях своей жизни желаем, братие, вступить вам во врата Нового года, твердо веруя, что Господь Сам не замедлит явить следы Своего отеческого Промысла тем из вас, кои, не смежая очей своих сомнениями, будут всегда готовы лобызать с благоговением мудрую десницу Его, как бы она ни обнаруживала своего присутствия: явно или тайно, сообразно ожиданию, или против оного, дарами любви и милости, или лишением и ударами вразумляющими. Аминь.